В современном мире реальная политическая власть, за редкими исключениями, по-прежнему принадлежит не большинству граждан, а группировкам элит. Во многих странах Запада этот властный механизм работает через финансирование элитами кандидатов на политические посты. В результате эти кандидаты, формально избранные обществом, на деле представляют интересы тех, кто их продвигает.
Тем не менее конкуренция между элитами и необходимость учитывать интересы общества позволяют сохранить демократические элементы в политике и конкурентную экономику. В авторитарных государствах на передний план выходят политические элиты с силовым ресурсом, что практически несовместимо с демократическими механизмами.
В России сложилась особая ситуация: существует сильная зависимость крупных корпораций и крупного капитала от государства. Важную роль в таком положении дел сыграло стремление советских элит закрепить свой статус, предотвратить появление новых центров принятия решений и обратить персональные привилегии в реальные капиталы, передаваемые по наследству. Так возникли современные правящие кланы, доставшиеся нам от эпохи СССР, что имело своеобразный эффект отрицательной селекции, когда во власти оказываются лояльные, а не компетентные. Свои истоки зависимость крупного капитала от государства имеет и в досоветской эпохе, например в традиционной ориентации на государство русского купечества и отечественных финансовых элит в дореволюционной России[1].
Та часть советской элиты, которая имела доступ к мощным денежным потокам – внешней торговле, добывающим отраслям, крупному производству, – монополизировала контроль над ними в постсоветский период.
Так реальными хозяевами страны стали в 90-е стали новоиспеченные олигархи, вышедшие из ключевых советских отраслей, ведомств и министерств, в смычке с бюрократами. Олигархи использовали государственную власть в собственных интересах, присваивая крупную собственность (залоговые аукционы) и вытесняя из политического процесса конкурентов.
С начала 2000-х годов баланс элит постепенно стал иным, сместившись в сторону силовиков и выходцев из спецслужб. Силовики подчинили своему контролю как крупные корпорации, так и бизнес меньшего масштаба, а также влиятельные в 90-х преступные группировки. Был взят курс на национализацию ключевых активов.
Иными словами, российские элиты традиционно существуют в тесном союзе государства и капитала, осуществляя и консолидируя свою власть через монополизацию рынка и силовое давление. И сегодня по-прежнему нами управляет альянс силовиков, бюрократии и госкорпораций.
Любопытно смотрится российский опыт на фоне опыта Запада, в частности США, где всю вторую половину XX века (и по сей день) идет «ползучий переворот» – установление корпоратократии, когда крупные компании оспаривают власть у государства и принимают ключевые решения с помощью подконтрольных представителей госорганов, спецслужб и политиков. В определенном смысле в России тоже сформировалась корпоратократия, но другим путем. Российский альянс силовиков и госкапиталистов[2], оспаривавший власть у олигархии и подчинивший ее своему контролю, привел к формированию режима, который ведет себя не столько как государство, сколько как корпорация, выдающая себя за государство[3].
Монополизированной оказалось не только экономика, но и власть в стране. В существующей жесткой властной вертикали чиновники занимают место не столько благодаря своим управленческим талантам, сколько по принципу преданности вышестоящим руководителям. А любая реальная политическая оппозиция агрессивно оттирается с политического поля, в котором остаются лишь системные партии, главная задача которых сводится к выполнению указаний сверху.
Союз госкапитала, бюрократии и «чекистов» лежит в основе большинства системных недостатков современного российского государства: неэффективности и неповоротливости, неспособности отвечать требованиям новой эпохи, высокого уровня коррупции. Задача для новых политических сил – изменить ситуацию политической и экономической монополии.
Стратегия смены этой порочной системы заключается не в возврате на предыдущий этап развития – сломе текущей системы и перезапуске условных 90-х, – а в опоре на новые социальные силы. Поэтому мы говорим о сообществах, гибридах, экосистемах и о новых людях, которые руководствуются иными поведенческими паттернами: сотрудничеством, сотворчеством, открытостью.
Только выведя эти прогрессивные силы на политическую арену, мы сможем добиться реальных изменений в стране.
[1] См. подробнее об этом: А. Пыжиков. «Взлет над пропастью. 1890-1917 годы».
[2] Под госкапитализмом понимают общественный строй, при котором государство, высшая государственная номенклатура и администрация крупнейших госпредприятий играют роль капиталиста, присваивая прибавочную стоимость. См., например: Т. Клифф. «Государственный капитализм в России».
[3] Концепция политолога Г. Павловского.